Реальным Гердам приходится не только продираться сквозь исторические ураганы, но и самим складывать изо льда слово «вечность». О таких Гердах и их Каях вспомним на этом маршруте.

Он начнется у Дворца Промкооперации. Архитектор Левинсон. Сейчас это здание привычнее называть Дворец культуры Ленсовета. Наглядный пример острой, открытой, драматичной формы. Похожее формотворчество, построенное на антитезах, часто используется в спектаклях театра «Особняк».

Дальше - угол, и дом Ленсовета. Снова архитектура Левинсона. Здесь провели вместе последние дни и белые ночи опальный режиссер Всеволод Мейерхольд и прима его разгромленного театра Зинаида Райх. В нескольких мемуарах встречаются описания минут, когда великий театральный реформатор был посажен в машину и увезен навсегда. Подробности разнятся, но чувство тревоги и потери общее.

...Молодая француженка Мария-Жозефина познакомилась со своим русским Каем, Кузьмой Петровым-Водкиным в пансионе с андерсеновским названием Фонтене-о-Роз. А переехав с мужем в Петербург, несколько первых стылых ноябрьских дней провела в доме на мебельной фабрике. До этого кирпичного дома, от которого, возможно, скоро останется только фасад, можно дойти по набережной. Но мы снова повернем за угол, чтобы взглянуть на свадебный подарок главы Имераторского театрального общества Анатолия Молчанова актрисе императорского театра Марии Савиной — особняк в стиле модерн, с цветочным декором и балконом, потерявшем после ремонта свою сложную, роскошную форму.

Еще одна история развернется уже во дворе дома, в котором сейчас живет «Особняк», а когда-то жил сам проектировщик, архитектор Левинсон. Многие жильцы называли его запросто — Женя. Так обращалась к нему и суровая сказочница Надежда Кошеверова, и ее муж, кинооператор Андрей Москвин, молчун и совершенствователь разных механизмов, снявший Эйзенштейну «Ивана Грозного».

В театре же распахнет свои тайные дверцы и покажет скрытые устройства уникальная Комната, которая является одним из действующих лиц спектакля.

Слишком прямолинейно и для «Особняка», и для Бродского было бы, руководствуясь названием спектакля, искать в городском пейзаже мраморные черты.

Сосредоточимся на иных архитектурных триггерах, которые ведут к социальным, этическим и эстетическим концепциям 20 века.

Два здания Левинсона первой половины 30-х годов - Дом Промкооперации и Первый дом Ленсовета - заговорят о непреклонном желании государства менять людей и о попытках человека сохранить достоинство и внутреннюю свободу.

Герои Бродского - Публий и Туллий - под постоянным наблюдением высочайших тюремщиков. От надзирающего ока не уклонился ленинградский трибун Киров - в предназначавшейся ему квартире в доме на Карповке нашли десятки «жучков».

С одной стороны, человек - главный герой идеи мирового переустройства, с другой - самое слабое звено великой утопии.

…Люди, собранные в коммуны, но при этом одинокие и незаметно исчезающие - персонажи Филонова. Когда мы свернём на улицу Литераторов, этот художник изменит направление и нашего разговора. Здесь в общежитии им. Голубева Филонов жил до своей смерти в 1941-м.

Бескомпромиссность и футуристическое будущее, сочетающее архаику и взгляд за исторический горизонт.

Это и про Филонова, и про «Мрамор».

Общество тотальной несвободы - тема антиутопий. Место, где создавалась одна из главных антиутопий 20 века, роман «Мы» - ближайший дом на Карповке. Как и филоновские, замятинские окна на первом этаже.

В биографиях Замятина и Бродского есть важное совпадение. Оба они перед отъездом писали письма советским вождям. И оба, думая об отъезде, планировали возвращение…

За поворотом на Каменноостровский встретим доказательство нашей общей привязанности к Италии, желании перенести ее хоть в Москву второго века после нашей эры, хоть в Петербург начала века двадцатого.

Пройдём мимо особняка Покотиловой с реминисценциями на барельефы самого знаменитого собора флорентийского кватроченто. Прямо в театр «Особняк». Там, у сцены вспомним немногочисленные постановки «Мрамора» и разберёмся, какую роль в них играли… ванны. И над всем этим будет торчать башня. Для нас - телевизионная антена. Для Бродского и вслед за ним «Особняка» - образ свернутого в рулон пространства, где происходит совпадение разных времён.

Спектакль строится как монтаж разных историй, позиций, психологических состояний, исторических эпох. Эта сложная ткань ткется и рвётся одним актером Поднозовым. Попробуем повторить, нет, не эмоциональный накал, а структуру спектакля. Поперебираем, как восточный богач, чётки из зданий, людей и времен, нанизанных на Каменноостровский проспект.

Лёд не предлагает проверенный маршрут от причины к следствию, лед - это когда под одним другое. Тает, сползает одна завеса, а за ней другая.

За фасадами, даже непрозрачными, постараемся увидеть другие очертания.

За конструктивизмом левинсоновского Дворца Промкооперации - неоклассику Спортинг-Паласа с девизом «В здоровом теле здоровый дух» на фасаде и шампанским, мюзикл-холлом, маскарадами и синематографом внутри.

За витринами Центра предпринимательства — «Рим», культовое место андеграунда 70-х с одной из первых ленинградских кофемашин и коктейлями из апельсинового сока и шампанского за 1 рубль 5 копеек.

Облицованный шишимским мрамором Дом эмира бухарского напомнит о спектакле 1893 года. Во время посещения Петербурга Сеидом-Абдулом-Ахадом было разыграно представление на персидском языке. Перед сценой стояло две огромные ледяные пирамиды, охлаждающие и увлажняющие воздух в зале…

А в маленьком сквере на углу Карповки вообразим дом и мастерскую Йенсена - «заведение для наружных украшений зданий». Когда разорившейся скульптор умер, газеты писали, что «во дворе под снегом осталось немного статуй; очень же много растащили».

Зима Петрова-Водкина 1908 года и зима Замятина 1919-го с видом на Карповку.

Блокадный санпропускник.

Популярный пивной пятачок и петербургская поговорка о винных погребах «Шитт на углу пришит»…

А в театре поговорим о том, что такое фанерон (загадочное слово на афише) и посмотрим на самый странный театральный свет. Во «Льду» не свет следует за актером, а актёр подчиняется свету. В «Особняке» и не такое случается.