Сделать так, чтобы 80 человек ощутили присутствие космически холодного и жесткого как выпирающая арматура мира, довольно просто.
Во-первых, нужно подменить сюжет чередованием людей. Похожих на собравшихся в зале, с руками, ногами и головой, но находящихся на пике. На пределе славы или боли. Сосредоточенных на важности момента. Политик — на трибуне, отверженный — на казни, оставшийся — в немеркнущей пустоте. Где-то в ней все истории сходятся. Несколько героев — это возможность преодолеть линейность описания и восприятия. Но оторваться от плоскости — мало.
Во-вторых, надо ускользнуть от обреченности правил. Почему бы не поставить с ног на голову современные театральные зависимости. Пусть, например, актер будет привязан к свету, а не свет к актеру.
А в-третьих, нужно найти актера. Поднозова. От которого всего можно ожидать. Который, не напрягаясь, взламывает бетон повседневности, превращает полиэтиленовую завесу в ледяной монолит и сам барахтается там вечной мошкой. Или последним в истории космонавтом.
Вот, собственно, и все. Зримо и доступно. Для того, чтобы как-то назвать доступный нам феноменальный мир, мир нашего опыта, философ и математик Чарльз Пирс придумал слово. Он назвал его «фанероном».