О театре

Особый театр, который уже почти три десятилетия стоит вопреки социальным ветрам, культурным революциям, политическим ураганам, общественным взрывам. Живет благодаря своей нелепой убежденности в том, что каждый вечер на сцену должен выходить хотя бы один человек и честно говорить с другими людьми, о чем даже молчать трудно.

Силы место. Пусть так обозначается это пространство на Каменноостровском. Если назвать его очередным «местом силы», пространство может разозлиться. Потому что оно не выносит банальностей и очевидностей. Трюизмы здесь всем режут глаза и уши. Тут – пристанище для больших и малых ван гогов, которые вновь обретают силу натягивать холст или тетиву, радоваться и терпеть.

Открытое театральное сообщество. Кто только не оказывался здесь со своими художественными проблемами и антихудожественными идеями. Даже тяжелые бархатные занавесы не смогли бы заглушить звучавшие тут древние тамтамы и современную поэзию. Хотя бархата здесь и не держат. Полукруглая стена с окнами от земли до неба как запруда, где на поверхности подрастают мальки, а в глубине ходят огромные рыбины, занесенные в театральную Красную книгу.

Бессмысленность блеска. Сюда не ходят выгуливать платья, а уж тем более меха. Здесь случается такая зрительская плотность на квадратный метр зала, что дыхание зала неизбежно становится общим. С теми, кто пришёл, театр легко делится не только своими открытиями, наблюдениями и опытом, но и чаем. Таким же горячим. И слова здесь любят не блестящие, а горячие. В крайнем случае – теплые.

Нулевой меридиан, как и положено, по собственному разумению обозначили те, кто открыл этот театр. Рано или поздно, по поводу линии, не имеющей никакого физического смысла, будет принято общее соглашение. Когда-нибудь не только те, кто в домике «Особняка», но и все прочие договорятся, что стык между досками на этой сцене - нулевой меридиан. Хорошо бы пораньше. Лучше будет.

Ясность, которая трудно вербализируется. Умный зритель быстро понимает, как трудно рассказать о том, что, собственно, тут было. Путешествие длиной в спектакль ценно не финалом с аплодисментами, а изменениями, которые происходят с теми, кто говорит или слушает. Сидеть сразу на двух или тысяче стульев – основной метод работы театра. Шекспиру и Чехову такой подход явно нравится. Ведь они сами кричали и шептали про амбивалентность.

Категория, в которую можно вписать этот театр, неизвестна. Он категорически настаивает на самостоятельности, когда все ищут покровительства, на человеке, когда все поклоняются техническим приемам, на тайне, когда всё пытаются сосчитать. Он умеет показать, что в трагедии корчит рожу фарс, а в языке площадей звучит высокая поэзия. А еще «Осбняк» знает, что сиюминутность в театре - сестра вечности.